Богатый и бедный 1. Отец семьи богатой в деревню сына взял: Пусть мальчик жизнь увидит без иллюзий. Ему хотелось, чтобы сынишка осознал, Насколько могут бедными быть люди. Они пробыли сутки в семье у бедняка, Отец его спросил по возвращеньи, Понравилось ли сыну, и понял ли он, как Бедны бывают люди в наше время. 2. -Понравилось, конечно! – сынишка отвечал, Отец спросил: «Чему ты научился?» -Таких людей хороших я, папа, не встречал, И как они богаты – удивился: У нас одна собака, у них – четыре пса, У нас бассейн, у них – морская бухта, У нас есть сад, у них же – бескрайние леса, И нас мне стало жалко почему-то… 3. Не потому, что светят в саду нам фонари, А их просторы звёзды освещают… Они готовы Бога за всё благодарить, А нам всегда чего-то не хватает… Теперь я знаю, папа, насколько мы бедны! Отец, когда слова услышал эти, - Лишился дара речи и явно приуныл, Но так и не нашёлся, что ответить. А мой отец, касаясь вопросов бытия, Одной молитве учит неизменно: Благодарю за то, что имею в жизни я И трижды – за всё то, что не имею! Прости, что нам под небом звездным, К твоей плите носить цветы...Прости, что нам остался воздух...Каким не надышался ты......
Дар Богу 1. Призвал Господь однажды сто ангелов к Себе, По лесенке на землю отправил их с небес. И принести оттуда Господь им повелел Всё лучшее, что только найдётся на земле. 2. По лесенке прозрачной, как звёздные лучи, Спускались осторожно сто ангелов в ночи, И разошлись, простившись, по весям кто куда Исполнить послушанье, что Сам Господь им дал. 3. Вот девяноста девять вернулись точно в срок И принесли немало они земных даров, И ангел запоздалый принёс подарок свой: Лежала на ладони слезинка у него. 4. Склонив главу смиренно, он Господу сказал: Увидел я, как грешник молился и стенал. Молил он о прощеньи и плакал о грехах, И вот его слезинка теперь в моих руках. 5. Была она похожа на райскую росу, И радовался, глядя Господь на ту слезу, И молвил в умиленьи Творец и Царь миров: - Мне грешника слезинка дороже всех даров. Прости, что нам под небом звездным, К твоей плите носить цветы...Прости, что нам остался воздух...Каким не надышался ты......
Окно 1. Лежали в больнице в палате одной Два тяжко больных человека. Один у окошка лежал, а другой – У двери, где не было света. Один постоянно в окошко глядел, Другой - лишь на краску дверную, И тот, что у двери, узнать захотел, Про жизнь за окошком другую. 2. С готовностью первый больной рассказал, Что видно ему из окошка: - Там тихая речка, дощатый причал, И ходит по берегу кошка. По синему небу плывут облака, Причудливые, как зверушки, Сидят на причале там два рыбака, И с внуком гуляет старушка. 3. И так каждый день - то про сказочный лес Рассказывал, то про влюблённых… Другой же сосед перестал даже есть, Считая себя обделённым. Он мучился злобой, и зависть росла, Его постепенно съедая, Не мог он понять, почему же была Тут несправедливость такая. 4. Однажды сосед у окна занемог, Что не было сил разогнуться, Он стал задыхаться и даже не мог До кнопки своей дотянуться. У двери сосед мог на кнопку нажать И вызвать сестру милосердья, Но он не нажал, а остался лежать, Глаза закрывая усердно. 5. Наутро сестра милосердья пришла Постель поменять за покойным, Сосед попросил, и она помогла Занять эту самую койку. Когда ж он в окно, наконец, посмотрел, - На шее задёргалась вена: Увидел он вместо того, что хотел, - Глухую высокую стену. 6. Он был потрясён и сестре рассказал, Про тихую чистую речку, Про сказочный лес, про дощатый причал И небо в кудрявых овечках… -Ах, если б он видел, - сказала сестра, - Всю жизнь он слепым оставался. - Зачем же тогда?..- тут больной прошептал. - Да он вас утешить старался… Прости, что нам под небом звездным, К твоей плите носить цветы...Прости, что нам остался воздух...Каким не надышался ты......
Мальчишку, шедшего домой Вприпрыжку из воскресной школы, Остановил на мостовой мужчина С взором невеселым. «Чего так радостен, малец? Зачем лицо твое сияет?» «Есть в небе у меня Отец! Меня Он любит и прощает.» «В награду дам я четвертак,» - Сказал тогда мужчина строго, «Если покажешь мне, чудак, Где есть Он? Где ты видишь Бога?» Простым мальчишки был ответ. Он не задумывался много: «Я дам Вам пять таких монет. Скажите мне, где нету Бога?» Вера Кушнир Прости, что нам под небом звездным, К твоей плите носить цветы...Прости, что нам остался воздух...Каким не надышался ты......
-Любишь? -Люблю -Докажи! -Докажу -А достанешь звезду? -Да, достану, смогу! -Ты солгал! -Я не лгу. -Ты не можешь достать, до небес дотянуться, и как вишню сорвать. -Я смогу. -Снова лжешь, так поди, докажи! -Но тогда мне придётся отдать свою жизнь. -Так отдай, за меня! -Но что будет потом? -Ты докажешь любовь -Я ещё не готов -Уходи! -Почему? -Ты мне лжешь, будешь лгать. -Но не станет меня, ты же будешь страдать? -Ну и что, ты сказал, значит должен достать, а иначе тебя не желаю я знать! -Так и быть, только знай, это всё не игра. Я смогу доказать, что правдивы слова. Только ты будешь сильно об этом жалеть. Ты получишь звезду, ей тебя не согреть. Согревает любовь в окрылённых сердцах, вспышки счастья, доверие в милых глазах. Согревает взаимность, и чувства полёта. У тебя же останется лишь голый лёд... -Подожди, ты куда? -Я пошел за звездой... для тебя... на край света... жди ночи... -Постой! Как узнаю, что ты принесёшь мне звезду? -Ты поймёшь, ты увидишь. Сказал же, смогу.
И они разошлись: девчонка в мечтах, а парень с грустью в зелёных глазах. Он вспомнил её нежных губ теплоту, улыбку её, и её красоту. Он вспомнил её ненавязчивый смех, и глаз, ясных глаз выразительный блеск. И сердце запело, вздохнула душа... Она так прекрасна и так хороша... И ради неё готов был на всё. Ведь больше всей жизни любил он её. И парень ушёл. Он ушёл навсегда. Никто не знал, не ответил куда. А девчонка лишь ночью к окну подойдя, вдруг увидела свет, яркий свет от дождя. И тот дождь не из капель был и не из слёз, Это был ярких звёзд неожиданный дождь. И казалось, что небо рвётся на части, Не сумев подчинить этих звёзд своей власти. И затихли часы, и замедлилось время. А девчонка смотрела, не в силах поверить. Ведь такой красоты никогда не видала, И душою от счастья смеяться вдруг стала. Да он любит её! Он не лжёт! Она верит. И средь ночи к нему... И бежит к его двери! Но распахнута дверь, и везде включен свет. На своих всё местах, а его дома нет... И напрасна она его ожидала Днём и ночью своих ясных глаз не смыкала. Навсегда в её памяти врезался след: Звёздный дождь и прощальный, торжественный свет. Любовь настоящая на жертву способна, Она высока, и бескрайне свободна. У неё есть огромная, мощная сила... Я прошу об одном: Доверяйте любимым!
Мне было неуютно... Чрево где я лежала, всегда грустило... Над моей головой стучало сердце, но несмотря на молодость не было в нем весеннего звона и песен. А иногда сердце начинало учащенно биться, и до меня доносился тихий плач. Мне было жалко ее, эту молодую девушку, ведь она делилась со мной жизненной силой. По ночам она сворачивалась в клубочек и ногами подпирала мою головку, а я молчала... знала - ей так легче. Чем я могу ей помочь? Только смирением. Через мутную оболочку живота я сравнивала ее с другими пузатыми молодушками, которые звонко верещали про какие-то пеленки, распашонки и все время гладили свои животы. Меня ОНА никогда не гладила... ОНА меня не любила... Это я поняла в 5 месяцев. Спросите почему раньше не понимала? Да, наверное мала и глупа была... Ну что ж, лишь бы не выгнала совсем. Куда ж я пойду? Рано мне еще. Иногда, тонкими, но цепкими пальцами ОНА давила свой живот и, прижимаясь к широким костям, я холодела от страха. Так мы прожили почти 7 месяцев... Среди всех звуков, которые проникали в чрево, мне больше всего понравилась музыка. Я начинала крутить головой в такт и сучить ножками. А еще мне нравилось, когда моя хозяйка ела соленые огурцы. Я их и сейчас люблю. Было уже тепло. Солнышко настойчиво грело со всех сторон, когда меня обожгло что-то горькое и удушающее. Так длилось целую неделю. Я совсем не спала, боялась лишний раз пошевелиться. Я понимала, что пришло время расставаться. И не потому, что пора, а потому что ОНА устала. И почему так со мной происходит? А может не я одна такая? Это началось ночью. Теперь я думаю, что все страшное и плохое происходит по ночам. Мне стало трудно шевелится, и в мои уши влетали оглушительные крики. Стало невыносимо душно. Потеряв всякое терпение я решилась - будь что будет, уйду отсюда! Мне так захотелось глотнуть свежего воздуха! Горло все еще обжигал горький привкус хины, когда мое плечо схватил кто то. Наконец, ловкая рука подцепила мою шею, и яркий свет брызнул в глаза. Вот так да! Как здесь светло! И люди смешные! Все в белом, даже лица не видно...одни глаза моргают. Я даже не знала что мне делать. Они смотрели на меня в упор, чего-то говорили, и я решилась - крикну. Я так давно хотела крикнуть. А вместе с криком вырвался и плач….. Оказывается плакать так хорошо. Меня протерли мягким комочком ваты и завернули в пеленку. Стало тепло. ОНА меня не взяла к себе... ОНА отвернулась. "Наверно так надо." - подумала я. И больше я ЕЕ не видела. В палате нас было двое - обе девочки. Меня звали Катя. Женщины в белом говорили , что я родилась в день святой Екатерины. Как звали другую я не знала, только слышала, что она приехала из Удмуртии. Но почему она не едет обратно? Где та девушка, что носила ее в животе? Удмуртка все время молчала, а мне так хотелось поговорить. И я все равно болтала, вернее гулила сама с собой.
Однажды ночью мне стало жарко. Я звала ЕЕ…… Кто то наклонялся надо мной, переворачивал с боку на бок, и вскоре тонкая игла вошла в мои бедра. Нет, не было больно. Было обидно... Меня поместили в стеклянную коробку, и, тихонько разбудив меня, доктор прикладывала к груди и спине металлическую штуковину, предварительно согрев ее у своего запястья. Не помню сколько это продолжалось, но, оказывается, все имеет свой конец. Вскоре мне стало легче. Еще немного побаливали ножки от уколов, когда я встретилась с солнышком. Оно заглянуло в нашу палату и, казалось, хотело что то сказать. "Погоди,- шепнула я ему, - мне надо подумать кое о чем….. Завтра поговорим!" Я заметила, как у окна распустилась ветка тополя и гордилась своими нежными зелеными листочками. Подмигнув, солнышко перебралось к другому окошку, а я уснула.
Они пришли как обычно после второй бутылочки молока. Из-за спины врачей выглядывала полненькая женщина в цветастой кофте. Она шагнула вперед, и у моих глаз огнем вспыхнули красные тюльпаны. Какие красивые! Это что... мне ??? Спасибо! Слушая доктора, она с улыбкой гладила мои руки и голову. Ишь, как приятно, заметила я. Толстушка подошла к удмуртке и стала рассматривать ее. "Хм! Чего это она так долго? Не нравится мне это!" Я стала недовольно возиться и она вновь оказалась рядом. "Вот так, -успокоилась я, -и нечего бегать!" Теперь мы виделись каждый день. Но однажды она пришла рано. Одев меня в новую распашонку, завернула в одеяло и сказала: "Ну что, Катюша, в добрый путь!" И мы поехали к ней в гости! И чего нам вслед смотрели все врачи? До сих пор не пойму. Все здесь было красиво. Толстушка носила меня на руках и что-то показывала. Особенно мне понравились две пушистые игрушки, которые бегали и мяукали. Они разглядывали меня и втягивали носом мой запах. "За усы что ли их дернуть? Да ладно, в следующий раз, если приеду, конечно!" - подумала я. Прошло три месяца, а меня не увозили обратно. "Наверно так надо!" Толстушка куда-то бегала, что-то рассказывала пришедшим подружкам, а главное, когда темнело, она мне пела песни, тихие такие. Я вспыхнула жаром опять ночью... Сквозь пелену забытья я видела то одних врачей ,то других. Они мне не понравились. И не потому, что кололи уколы, а потому, что хотели опять забрать в больницу. Прижав к себе, моя толстушка решительно сказала: "Нет! Мы останемся дома" Вот те на! Оказывается это мой дом ! Стоя почти всю ночь на коленях, она обтирала меня мокрой пеленкой и тихо плакала... Ах, как же мне хотелось ее пожалеть! Именно тогда я поняла - она меня любит. Прошло много месяцев... Мы жили дружно. Толстушка веселила меня, показывая как крякают утята , гогочут гуси, из ярких книжек рассказывала сказки. Но уже несколько дней я думала об одном: "Как же мне её называть ?". Было обыкновенное утро. В нашем доме вкусно пахло яблочным компотом. Она стояла ко мне спиной и перебирала пеленки. Набрав воздуха, я выдохнула : "МАМА..." Она кинулась ко мне и ,покрывая поцелуями, роняла крупные горошины слез. Опять плачет! Смешная она все таки у меня! Прикоснувшись к ее лицу, я тихо, совсем не слышно, чуть шевеля губами добавила: "Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!".
Нельзя вернуться в прошлое и изменить свой старт, но можно стартовать сейчас и изменить свой финиш.
Говорят, после того как Бог создал мир, человек проявил необыкновенную прыть и сразу шагнул за пределы дозволенного. Это обстоятельство очень обеспокоило Бога. Он созвал семь архангелов на совет и сказал: 'Возможно, я совершил ошибку, создав человека, теперь мне не будет покоя. Люди будут преступать дозволенное, а потом бесконечно жаловаться на свою несчастную жизнь. Куда бы мне спрятаться от них?'. Архангелы долго думали. Один из них посоветовал Богу спрятаться на вершине Эвереста. Но Бог сказал: 'Очень скоро люди доберутся туда'. Другой архангел предложил: 'Спрячься на дне океана'. Еще один посоветовал укрыться на Луне. Было еще множество разных предложений, но Бог все их отверг. Наконец, один из архангелов сказал: 'Спрячься в сердце человека. Там Тебя никто не будет беспокоить, а найдет лишь человек с открытым сердцем'. Это предложение понравилось Богу. Он так и поступил.
Счастливые часов не наблюдают... Но тщательно отсчитывают дни! И, может быть, не сразу понимают, насколько стали счастливы они. И вам наверняка ещё не ясно, что впереди - крутые виражи. Вы знаете одно - что так прекрасно и чудно вдруг переменилась жизнь! Пусть дочка ваша не сказала даже ещё вам ни словечка, ни "агу", поверьте нам, она себя покажет! Вы вспомните об этом на бегу. И с каждым днём себя в ней узнавая и потирая сонные глаза, пошутите: "Какая деловая! Ну, надо же, какая егоза!" А для неё вы будете вселенной. Она весь мир узнает через вас. И скоро, очень скоро, непременно почувствуете это! И не раз! И станете считать уже недели, не дни уже, не сутки, как сейчас. И повторять счастливо: "В самом деле, какая дочка славная у нас!"
Как-то раз старый индеец сказал своему внуку: - В каждом человеке борются два волка. Один волк представляет всё зло, какое есть в человеке: зависть, ревность, эгоизм, амбиции, ложь. Другой представляет добро: любовь, надежду, уважение к другим, доброту, верность, мудрость. Маленький индеец задумался и спросил: - А какой побеждает? Старик едва заметно улыбнулся и ответил: - Тот, которого ты кормишь.
Я просил сил: А жизнь дала мне трудности, чтобы сделать меня сильным. Я просил мудрости: А жизнь дала мне проблемы для разрешения. Я просил богатства: А жизнь дала мне мозг и мускулы, чтобы я мог работать. Я просил возможность летать:А жизнь дала мне препятствия, чтобы я их преодолевал. Я просил любви: А жизнь дала мне людей, которым я мог помогать в их проблемах. Я просил благ: А жизнь дала мне возможности. Я ничего не получил из того, о чем просил. Но я получил все, что мне было нужно.
Сижу читаю и реву, очень трогательные истории и стихи, как жаль, что они очень напоминают нам нашу жизнь. Нужно побольше времени уделять деткам, хотя порой это очень сложно.
Метель ревет, как седой исполин, Вторые сутки не утихая, Ревет, как пятьсот самолетных турбин, И нет ей, проклятой, конца и края!
Пляшет огромным белым костром, Глушит моторы и гасит фары. В замяти снежной аэродром, Служебные здания и ангары.
В прокуренной комнате тусклый свет, Вторьте сутки не спит радист, Он ловит, он слушает треск и свист, Все ждут напряженно: жив или нет?
Радист кивает: - Пока еще да, Но боль ему не дает распрямиться. А он еще шутит: мол, вот беда - Левая плоскость моя никуда! Скорее всего, перелом ключицы...
Где-то буран, ни огня, ни звезды Над местом аварии самолета. Лишь снег заметает обломков следы Да замерзающего пилота.
Ищут тракторы день и ночь, Да только впустую. До слез обидно. Разве найти тут, разве помочь - Руки в полуметре от фар не видно?
А он понимает, а он и не ждет, Лежа в ложбинке, что станет гробом. Трактор, если даже придет, То все равно в двух шагах пройдет И не заметит его под сугробом.
Сейчас любая зазря операция. И все-таки жизнь покуда слышна. Слышна, ведь его портативная рация Чудом каким-то, но спасена.
Встать бы, но боль обжигает бок, Теплой крови полон сапог, Она, остывая, смерзается в лед. Снег набивается в нос и рот.
Что перебито? Понять нельзя. Но только не двинуться, не шагнуть! Вот и окончен, видать, твой путь! А где-то сынишка, жена, друзья...
Где-то комната, свет, тепло... Не надо об этом! В глазах темнеет... Снегом, наверно, на метр замело, Тело сонливо деревенеет... А в шлемофоне звучат слова: - Алло! Ты слышишь? Держись, дружище! - Тупо кружится голова... - Алло! Мужайся! Тебя разыщут!..
Мужайся? Да что он, пацан или трус?! В каких ведь бывал переделках грозных. - Спасибо... Вас понял... Пока держусь! – А про себя добавляет: "Боюсь, Что будет все, кажется, слишком поздно..."
Совсем чугунная голова. Кончаются в рации батареи. Их хватит еще на час или два. Как бревна руки... спина немеет...
- Алло! - это, кажется, генерал. - Держитесь, родной, вас найдут, откопают... - Странно: слова звенят, как кристалл, Бьются, стучат, как в броню металл, А в мозг остывший почти не влетают...
Чтоб стать вдруг счастливейшим на земле, Как мало, наверное, необходимо: Замерзнув вконец, оказаться в тепле, Где доброе слово да чай на столе, Спирта глоток да затяжка дыма...
Опять в шлемофоне шуршит тишина. Потом сквозь метельное завыванье: - Алло! Здесь в рубке твоя жена! Сейчас ты услышишь ее. Вниманье!
С минуту гуденье тугой волны, Какие-то шорохи, трески, писки, И вдруг далекий голос жены, До боли знакомый, до жути близкий!
- Не знаю, что делать и что сказать. Милый, ты сам ведь отлично знаешь, Что, если даже совсем замерзаешь, Надо выдержать, устоять!
Хорошая, светлая, дорогая! Ну как объяснить ей в конце концов, Что он не нарочно же здесь погибает, Что боль даже слабо вздохнуть мешает И правде надо смотреть в лицо.
- Послушай! Синоптики дали ответ; Буран окончится через сутки. Продержишься? Да? - К сожаленью, нет... - Как нет? Да ты не в своем рассудке!
Увы, все глуше звучат слова. Развязка, вот она, - как ни тяжко, Живет еще только одна голова, А тело - остывшая деревяшка.
А голос кричит: - Ты слышишь, ты слышишь?! Держись! Часов через пять рассвет. Ведь ты же живешь еще! Ты же дышишь?! Ну есть ли хоть шанс? - К сожалению, нет...
Ни звука. Молчанье. Наверно, плачет. Как трудно последний привет послать! И вдруг: - Раз так, я должна сказать! - Голос резкий, нельзя узнать. Странно. Что это может значить?
- Поверь, мне горько тебе говорить. Еще вчера я б от страха скрыла. Но раз ты сказал, что тебе не дожить, То лучше, чтоб после себя не корить, Сказать тебе коротко все, что было.
Знай же, что я дрянная жена И стою любого худого слова. Я вот уже год как тебе неверна И вот уже год как люблю другого!
О, как я страдала, встречая пламя Твоих горячих восточных глаз - Он молча слушал ее рассказ. Слушал, может, последний раз, Сухую былинку зажав зубами.
- Вот так целый год я лгала, скрывала, Но это от страха, а не со зла. - Скажи мне имя!..- Она помолчала, Потом, как ударив, имя сказала, Лучшего друга его назвала!
Затем добавила торопливо: - Мы улетаем на днях на юг. Здесь трудно нам было бы жить счастливо. Быть может, все это не так красиво, Но он не совсем уж бесчестный друг.
Он просто не смел бы, не мог, как и я, Выдержать, встретясь с твоими глазами. За сына не бойся. Он едет с нами. Теперь все заново: жизнь и семья.
Прости. Не ко времени эти слова. Но больше не будет иного времени. - Он слушает молча. Горит голова... И словно бы молот стучит по темени...
- Как жаль, что тебе ничем не поможешь! Судьба перепутала все пути. Прощай! Не сердись и прости, если можешь! За подлость и радость мою прости!
Полгода прошло или полчаса? Наверно, кончились батареи. Все дальше, все тише шумы... голоса... Лишь сердце стучит все сильней и сильнее!
Оно грохочет и бьет в виски! Оно полыхает огнем и ядом. Оно разрывается на куски! Что больше в нем: ярости или тоски? Взвешивать поздно, да и не надо!
Обида волной заливает кровь. Перед глазами сплошной туман. Где дружба на свете и где любовь? Их нету! И ветер, как эхо, вновь: Их нету! Все подлость и все обман!
Ему в снегу суждено подыхать, Как псу, коченея под стоны вьюги, Чтоб два предателя там, на юге, Со смехом бутылку открыв на досуге, Могли поминки по нем справлять?!
Они совсем затиранят мальца И будут усердствовать до конца, Чтоб вбить ему в голову имя другого И вырвать из памяти имя отца!
И все-таки светлая вера дана Душонке трехлетнего пацана. Сын слушает гул самолетов и ждет. А он замерзает, а он не придет!
Сердце грохочет, стучит в виски, Взведенное, словно курок нагана. От нежности, ярости и тоски Оно разрывается на куски. А все-таки рано сдаваться, рано!
Эх, силы! Откуда вас взять, откуда? Но тут ведь на карту не жизнь, а честь! Чудо? Вы скажете, нужно чудо? Так пусть же! Считайте, что чудо есть!
Надо любою ценой подняться И, всем существом устремясь вперед, Грудью от мерзлой земли оторваться, Как самолет, что не хочет сдаваться, А, сбитый, снова идет на взлет!
Боль подступает такая, что кажется, Замертво рухнешь в сугроб ничком! И все-таки он, хрипя, поднимается. Чудо, как видите, совершается! Впрочем, о чуде потом, потом...
Швыряет буран ледяную соль, Но тело горит, будто жарким летом, Сердце колотится в горле где-то, Багровая ярость да черная боль!
Вдали сквозь дикую карусель Глаза мальчишки, что верно ждут, Они большие, во всю метель, Они, как компас, его ведут!
- Не выйдет! Неправда, не пропаду! - Он жив. Он двигается, ползет! Встает, качается на ходу, Падает снова и вновь встает...
II К полудню буран захирел и сдал. Упал и рассыпался вдруг на части. Упал будто срезанный наповал, Выпустив солнце из белой пасти.
Он сдал, в предчувствии скорой весны, Оставив после ночной операции На чахлых кустах клочки седины, Как белые флаги капитуляции.
Идет на бреющем вертолет, Ломая безмолвие тишины. Шестой разворот, седьмой разворот, Он ищет... ищет... и вот, и вот - Темная точка средь белизны!
Скорее! От рева земля тряслась. Скорее! Ну что там: зверь? человек? Точка качнулась, приподнялась И рухнула снова в глубокий снег...
Все ближе, все ниже... Довольно! Стоп! Ровно и плавно гудят машины. И первой без лесенки прямо в сугроб Метнулась женщина из кабины!
Припала к мужу: - Ты жив, ты жив! Я знала... Все будет так, не иначе!.. - И, шею бережно обхватив, Что-то шептала, смеясь и плача.
Дрожа, целовала, как в полусне, Замерзшие руки, лицо и губы. А он еле слышно, с трудом, сквозь зубы: - Не смей... Ты сама же сказала мне...
- Молчи! Не надо! Все бред, все бред! Какой же меркой меня ты мерил? Как мог ты верить?! А впрочем, нет, Какое счастье, что ты поверил!
Я знала, я знала характер твой! Все рушилось, гибло... хоть вой, хоть реви! И нужен был шанс, последний, любой! А ненависть может гореть порой Даже сильней любви!
И вот говорю, а сама трясусь, Играю какого-то подлеца. И все боюсь, что сейчас сорвусь, Что-нибудь выкрикну, разревусь, Не выдержав до конца!
Прости же за горечь, любимый мой! Всю жизнь за один, за один твой взгляд, Да я, как дура, пойду за тобой Хоть к черту! Хоть в пекло! Хоть в самый ад!
И были такими глаза ее, Глаза, что любили и тосковали, Таким они светом сейчас сияли, Что он посмотрел в них и понял все!
И, полузамерзший, полуживой, Он стал вдруг счастливейшим на планете. Ненависть, как ни сильна порой, Не самая сильная вещь на свете!
